Куда идёт и ведёт школа?

В качестве послесловия к Трифоновским чтениям предлагаем размышления ключаря Свято-Успенского кафедрального собора протоиерея Александра Балыбердина на тему «Куда идёт и ведёт школа?»

Послесловие к Трифоновским чтениям

Первоначально хотел сопроводить статью подзаголовком «Курс на расцерковление», поставив в конце знак вопроса и приготовившись услышать, что автор напрасно сгущает краски, поскольку с принятия в январе 1918 года известного всем Декрета об отделении школы от Церкви ещё не было столь благоприятного времени, как сегодня, когда школа и Церковь настолько сотрудничали. В Вятке ещё в 1998 году удалось осуществить то, о чём в других регионах по-прежнему только мечтают: создать православную гимназию, одним из учредителей которой стала администрация города. Впрочем, в этом нет ничего необычного, поскольку по действующим законам православные родители имеют право воспитывать детей в соответствии со своими убеждениями, а государство — направить их налоги на содержание подобных школ. Где же здесь «курс на расцерковление»?

Как говорят на Вятке, «так-то оно так», вот только по всей стране таких школ «раз, два и обчёлся», несмотря на все их успехи в ЕГЭ и воспитании учащихся, о важности которого в последнее время так много говорится с самых высоких трибун. Почему же система образования не спешит обобщить их опыт, а священники и учителя, работающие в православных школах, признаются, что результаты работы их тоже не всегда радуют? Что не так со школой? Почему православная педагогика по-прежнему остаётся в ней на положении падчерицы? Надо ли ждать перемен? Попытке ответить на эти вопросы посвящена настоящая статья.

Век живи — век учись!

Педагогикой я стал интересоваться ещё в годы учёбы в Кировском пединституте, причём благодаря не столько лекциям и семинарам, сколько студенческому объединению «Эверест», участники которого в составе стройотрядов студентов и подростков ремонтировали узкоколейки и попутно учились решать непростые педагогические задачи, взятые не со страниц учебников, а из самой жизни. Тогда же, в далёком 1990 году, на страницах «Учительской газеты» была опубликована моя статья, посвящённая тому, как между собой соотносятся подвижничество и героизм на примере православной религиозной философии и педагогики А.С. Макаренко, которой тогда многие увлекались.

С тех пор всё, что происходит со школой, меня интересовало. Сначала как учителя в годы работы в Кстининской сельской школе, где нашей семье довелось обрести замечательных коллег и друзей. Затем как чиновника в годы работы в областной администрации, когда трудами неравнодушных людей в г. Вятке появились Трифоновские чтения, православные гимназия, детский сад и загородный лагерь. После как священника, понимающего, что будущее нашей страны определяется не только в высоких кабинетах, но также в учебных классах.

Моя супруга Ирина, учитель высшей категории, двадцать лет назад решила перейти из обычной школы в православную гимназию. Эту же школу окончили наши дочери Анастасия и Александра, которые сейчас также работают педагогами, только по вокалу. Почти все наши друзья — учителя. Благодаря им и служению священника мне довелось побывать во всех типах образовательных учреждений, включая элитные лицеи и спецучилища, пообщаться с самыми разными людьми, причастными к судьбам школы, узнать, чем они живут, увидеть «в динамике», куда всё идёт. Это пригодилось для работы в составе Межсоборного присутствия над проектами документов об отношении Церкви к науке, культуре и образованию. При этом я, конечно, не настаиваю на том, что мои суждения безошибочны, но пишу с надеждой, что кому-то они пригодятся.

Два пути

Школа, несомненно, заслуживает больше внимания, чем мы ей уделяем, хотя бы потому, что является одним из самых древних и эффективных инструментов, с помощью которого общество и сам человек стараются победить живущее в нём животное, во что сторонники эволюции верят буквально, а христиане иносказательно. Добиться этого можно как минимум двумя путями: или научить человека любить, как делает Церковь, или превратить его в подобие машины, к чему так или иначе приходят все, кто пытается обойтись без любви.

Конечно, степень расчеловечивания может быть разной. Если одни готовы всю жизнь, как роботы, перекладывать на столе бумаги, то другие стремятся не в переносном, а в прямом смысле срастить человека с машиной и так вывести новый вид, способный вытеснить обычных людей на обочину жизни. Под налётом умных речей можно обнаружить исходный посыл — стремление обустроить окружающий мир без любви с помощью одних только технологий, в том числе Единого государственного экзамена, который сейчас, как ничто другое, определяет будущее выпускника независимо от его нравственных качеств.

Стоит ли удивляться тому, что школа забыла о воспитании и все попытки его реанимировать пока так и не принесли ощутимого результата, что многие её выпускники не могут создать и сохранить семьи, не хотят заботиться о детях и пожилых родственниках, жить в мире с родителями? Ведь именно этому мы их учили — не вниманию к людям, а буквам и цифрам, правилам, законам и аксиомам. Конечно, школы бывают разные, как и учителя, и многие из них, несмотря ни на что, по-прежнему учат детей не только считать, но также и не обсчитывать, писать сочинения, а не кляузы… Однако в современной школе это, скорее, не правило, а исключение. Когда же и почему так сложилось? Когда школа вступила на этот путь без любви?

Семья, Церковь, любовь

Конечно, проще всего кивнуть в сторону большевиков. Однако для многих очевидно, что школа вступила на путь без любви задолго до 1918 года, и принятый советской властью Декрет от отделении школы от Церкви лишь зафиксировал положение вещей, признал нормой то, что раньше ею не считалось. О чём речь? Столетиями педагоги, подобно домашнему рабу в Древней Греции, брали ребёнка за руку и уводили из семьи в школу, чтобы научить грамоте, основам военного дела, ремеслу или рукоделию. Так в самом начале школьного дела сложилось разделение между семьёй и школой, которая помогала ребёнку приобрести новые знания. Однако после уроков дети всё равно возвращались в семью, ближайшим помощником которой была Церковь.

Понимая всю важность социализации детей, необходимо подчеркнуть принципиальную разницу между семьёй и школой. Если класс объединяет детей по формальным признакам, времени рождения и месту проживания, то в основе семьи лежат неформальные предпочтения: общность интересов, единодушие, уважение и в конечном итоге любовь. Конечно, в школе также есть дружба, взаимная симпатия и даже первая любовь. И всё же хранительницей любви является не школа, а семья, которую, если её члены исповедуют христианскую веру, апостол Павел называл «домашней Церковью» (Кол. 4:15), поскольку как в Церкви, так и в христианской семье любовь является непреложным законом, основанием бытия.

Семья, Церковь и любовь связаны так крепко, что любое унижение Церкви неизбежно ведёт к унижению семьи и «охлаждению любви» (Мф. 24:12), а забвение о любви — к кризису семьи и Церкви. Невнимание к семье не позволяет Церкви в полной мере раскрыть данные ей дары. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что после изгнания Церкви из школы вскоре такими же ненужными системе образования изгнанниками оказались семья и любовь. Если раньше ребёнок возвращался из школы в семью к папам и мамам, братьям и сёстрам, бабушкам и дедушкам, то теперь ему зачастую некуда возвращаться, поскольку той прежней семьи и тем более семьи как «домашней Церкви» не существует.

Согласно статистике в современной России каждый третий ребёнок воспитывается в неполной семье, и в будущем подобных семей будет ещё больше, поскольку число разводов неуклонно растёт. Так в 2020 году в России распалось 73% браков. 30 лет назад этот показатель был равен 42%, а 70 лет назад — 4%. При этом в Кировской области дела обстоят ещё хуже: в 2020 году здесь распалось 84% семей! Согласно той же статистике средний срок жизни современной российской семьи составляет десять лет, то есть, едва сын или дочь окончат начальную школу, родители разводятся. Даже в православной гимназии, где немало крепких и дружных семей и детям после уроков есть куда возвращаться, проблема семьи всё-таки существует, потому что дома ребёнка зачастую никто не ждёт: родители постоянно на работе, братьев и сестёр нет, а бабушки и дедушки живут отдельно.

Очевидно, что сложилась такая ситуация не сама собой. Таков итог долгого, длиной почти в два века пути, когда главной целью и мерилом прогресса становился не человек, а массовое производство, для развития которого и создавалась массовая школа, чтобы обеспечить заводы квалифицированными кадрами. Когда же в 1960-е годы в СССР пришла научно-техническая революция и возникла необходимость подготовки квалифицированных научных и инженерных кадров, в больших городах при крупных университетах стали появляться спецшколы, и одарённым старшеклассникам приходилось уезжать из родного города и жить вдали от семьи в лагерях или интернатах. Можно спорить о том, насколько эффективным является такой способ обучения, важно другое: семья в очередной раз оказалась лишней. Эти спецшколы стали ориентиром для остальных, что не могло не сказаться на всей системе образования: возникла тенденция или, как сейчас говорят, тренд, в русле которого вынуждены развиваться тысячи школ по всей стране, в том числе и православные.

Тренд на подготовку «электроников»

В 1964 году на полках книжных магазинов впервые появилась книга Евгения Велтистова о приключениях человекообразного робота Электроника. Круглый отличник, способный легко освоить школьную программу, казалось бы, во всём превосходил своих сверстников, за одним исключением: у него не было семьи и друзей, что сам робот оценивал как ущербность и, поскольку был запрограммирован на совершенствование, всячески старался это исправить. Такая немного наивная, но добрая и полная надежд на гармонию между людьми и машинами сказка, покорившая сердца миллионов советских людей.

Следует обратить внимание на то, что Электроник и его друзья учились не в специальной, а в самой обычной московской школе и были не старшеклассниками, а учащимися среднего звена: в книге — седьмого класса, в фильме — шестого. Благодаря этому уже вскоре Электроник стал героем учительских грёз, пределом мечтаний школьных методистов и родителей. Конечно, об этом не было объявлено с высоких трибун, но для миллионов людей идеалом стал робот — андроид, машина, которая будто бы единственная способна победить живущее в человеке животное. Писатель Велтистов в этом не виноват: он лишь уловил и выразил дух времени, как смогли это сделать писатели XIX века, предсказавшие ужасы русской революции. Только многие ли тогда их услышали? Многие ли сейчас понимают, что в результате всех этих новаций человек оказался не вершиной творения, а всего лишь ступенькой на пути от животного к киберфизическим системам будущего, во всём превосходящих обычных людей?

По сей день миллионы родителей по всей стране мечтают отдать сына или дочь в спецшколу, гимназию, лицей или по крайней мере в школу с углублённым изучением отдельных предметов, чтобы работающие в них чудо-учителя перепрограммировали их «сыроежкиных» в «электроников», которые смогут легко поступить в любой престижный вуз, даже если он расположен в тысяче километров от родного дома и выпорхнувшие из родительского гнезда дети больше в него никогда не вернутся. Будут жить в общежитиях и на съёмных квартирах, годами не приезжать в гости к родителям, часами трястись в метро и стоять в столичных пробках, перебиваться случайными заработками и связями, не имея возможности создать семью и родить детей. И при этом будут стараться не думать о том, что такая жизнь почти ничем не отличается от существования робота, которое при всём желании жизнью не назовёшь.

Поэтому лучше ни о чём таком не размышлять, а просто «делать своё дело», брать пример с других «электроников», которые, не мучая себя и других вечными вопросами, уже более полувека бодро шагают по стране, давно пришли в высокие кабинеты и, скорее всего, понимают, чем всё закончится. Ведь они, действительно, во многом превосходят своих современников и знают, что в конце пути нас ожидает утрата уже не только образа Божия, но также привычного человеческого образа, превращение человека в придаток машины, а общества — в глобальный и максимально обезличенный механизм, в котором не только Церковь, семья и любовь, но буквально всё сугубо человеческое будет считаться отсталым, ущербным, ненужным и даже опасным. Это мир, в который мы пока ещё не пришли, но непременно придём, если будем и дальше идти по пути без любви.

Педагогика не слов, а любви

Очевидно, что с таким будущим готовы согласиться не все. Поэтому, когда на рубеже веков гнёт государственной идеологии ослаб и педагоги получили право на эксперимент, по всей стране стали возникать различные авторские школы, в том числе православной направленности. Так появилась и Вятская православная гимназия во имя преподобного Трифона Вятского, к созданию которой приложили руку многие неравнодушные люди: священники и педагоги, руководители и родители. За эти годы коллективу гимназии довелось в полной мере испытать как силу тренда на подготовку «электроников», так и всю его ограниченность в тех случаях, когда дело касается не экзаменов и олимпиад, а воспитания учащихся, взаимодействия с семьёй и Церковью.

Со временем система образования распрощалась с мыслью об экспериментах и вернулась к единообразию, символом чего является ЕГЭ, который все без устали критикуют, однако ни государство, ни школа, ни общество прощаться с ним, судя по всему, не собираются, несмотря на то, что к душе ребёнка ЕГЭ абсолютно равнодушен и всех остальных учит тому же. Но это лишь следствие того, что в сознании огромного числа учителей и родителей школа является не живым организмом и не общим делом, а механизмом, чем-то вроде «станка с числовым программным управлением», на котором должны работать исключительно одни только «шкрабы» — школьные работники. А раз так, можно настраивать этот станок до бесконечности, но изготовить с его помощью живого человека всё равно не получится, потому что живое рождается от живого, а любовь — от любви. Зажечь свечу можно только от другой горящей свечи, а если та потухла, то от неё уже ничего не загорится.

Так же и в вопросе веры. Для того чтобы научиться новой жизни и любви, ученики Христовы должны были встретиться с Живым Богом, Который есть любовь (1 Ин. 4:8). Для этого Бог стал Человеком, жил среди нас и создал Церковь, в которой живые люди встречаются с другими людьми, и те примером своей жизни являют им Живого Бога, неотлучно пребывающего среди Своих учеников. Слова в этом деле бессильны, потому что любовь нельзя объяснить, но её можно показать. Именно поэтому в любви важны не слова, а дела, благодаря которым даже ребёнок способен понять, любит тебя человек или притворяется. Поэтому апостол Иоанн наставлял учеников: «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин. 3:18). Не словом, а делом — только так можно научить и научиться любви!

Что же касается современной школы, она почти вся состоит из «слов»: терминов и понятий, учебных программ и образовательных стандартов, правил и инструкций, образцовых тестов и компетенций, лекций и открытых уроков, экзаменов и семинаров, а также бесконечных отчётов и методических рекомендаций. Слова, слова, слова… Как будто единственное, что ценится в школе — это «усердье к письменным делам». Возможно, оно важно для составления отчётов и успешной сдачи ЕГЭ, вот только пред Богом не имеет силы. Но школьный «станок» продолжает работать по-прежнему, и кажется, что все заботы участников «школьного дела» лишь о том, чтобы он работал бесперебойно.

Наша надежда

На что наша надежда? В любом случае не на слова, а на Бога и людей — живых, любящих, интересных, понимающих, что «не хлебом единым будет жив человек» и что ребёнку нужны не только знания, но также и любовь. Без неё не создашь и не сохранишь семью, не воспитаешь детей, не исполнишь свой сыновний или гражданский долг, не заслужишь уважения коллег и, главное, не войдёшь в Царство Небесное. Поэтому наша надежда не на новые образовательные стандарты, «кейсы» или «дорожные карты», а на любовь и людей, которые способны эту любовь показать, которые относятся к школе как к общему делу, а для этого готовы объединяться. Наша надежда на людей, которые стремятся к соборному труду, умеют слушать и слышать, в том числе и тех, кто пока не готов выразить свои мысли на языке Церкви, но разделяет убеждение, что в центре школьного дела должны стоять не баллы, а ребёнок, не только как будущий «электроник», отличник и медалист, а во всей полноте душевных сил, включая творчество, искусство, спорт, умение дружить, жить в мире с одноклассниками, уважать старших и заботиться о младших.

Наша надежда на священников и прихожан, неравнодушных к вопросам образования. Надежда на родителей, которые стараются устроить семьи на началах христианской любви и интересуется жизнью школы. Надежда на учителей, которые занимаются своим делом не ради заработка, но любят детей и открыты для сотрудничества с семьёй и Церковью. Надежда на всех, кто не хочет, чтобы наши дети и внуки превратились в роботов, а человечество — в мир без любви или, говоря языком Церкви, в ад. Прошли ли мы точку невозврата? Возможно. Но даже в этом случае унывать не следует, поскольку сказано, что, хотя любовь и охладеет, она никогда не перестанет (1 Кор. 13:8). Всё, что нам нужно — каждому пребывать в любви к Богу и ближнему, даже если ради этого приходится годами идти против течения.

Означает ли это, что государство должно забыть о ЕГЭ и предметных олимпиадах и всей силой бюрократического аппарата заняться внедрением в школах любви, требуя от педагогов знания апостольских посланий, обязательной улыбки и регулярной отчётности перед соответствующим департаментом в Министерстве просвещения? Боже, упаси! Государство — это механизм, а отдавать любовь в руки механизма безрассудно и преступно. В лучшем случае всё снова потонет в болтовне и писанине, а в худшем — вызовет отторжение. Поэтому воспламенять любовь с помощью указов и инструкций не надо, да и не получится, а вот наблюдать за тем, чтобы этих инструкций было меньше, сто́ит. Как и за тем, чтобы школа была не лобным местом, а местом для диалога, в том числе с семьёй и Церковью, хранительницами любви. Диалога, без которого будущего нет не только у школы, но и у всех нас.

Протоиерей Александр Балыбердин
По материалам газеты «Вятский епархиальный вестник»