Преподобный Исаак Сирин о преимуществе веры перед знанием в жизни верующего человека
Ве́дение (знание) без разыскания и без своих способов действования не может быть познано. И это есть признак колебания в истине. А вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далёкого от всякого ухищрения и изыскания способов действия. Дом веры есть младенствующая мысль и простое сердце… Ве́дение же ставит сети простоте сердца и мыслей и противится им.
Ве́дение есть предел естества и охраняет его во всех стезях его. А вера совершает шествие своё выше естества. Ве́дение не отваживается допустить до себя что-либо разрушительное для естества, но удаляется от этого; а вера без труда дозволяет и говорит: на аспида и василиска наступишь и попирать будешь льва и дракона (Пс. 90:13). Ве́дение сопровождается страхом, а вера – надеждою. В какой мере человек водится способами ведения, в такой же мере связуется он страхом и не может сподобиться освобождения от него. А кто последует вере, тот вскоре делается свободен и самовластен, и как сын Божий всем пользуется со властью свободно… Нередко вера может всё производить из не сущего. А ве́дение не может что-либо произвести без вещества. У ве́дения нет столько дерзости, чтобы производить то, чего не дано естеством. Да и как ему произвести это? Текучее естество воды на хребет свой не приемлет следов тела, и приближающейся огню сожигает себя, а если у него достанет на то дерзости, то последует беда.
Ве́дение с осторожностью охраняет себя от этого и никак не соглашается преступить в этом предел. Вера же самовластно преступает всё и говорит: пойдёшь ли через огонь, не обожжёшься, и реки не потопят тебя (Пс. 43:2). И вера нередко производила сие перед всею тварию. А если бы ведению открывался здесь случай искусить себя в этом, то, без сомнения, оно не решилось бы на это. Ибо многие по вере входили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня, и невредимо проходили посреди, и по хребту моря шествовали, как по суше. А всё это выше естества, противно способам ведения, и показало, что суетно оно во всех способах и законах своих. Видишь ли, как ведение сохраняет пределы естества? Видишь ли, как вера восходит выше естества, и там пролагает стези своему шествию? Сии способы ведения пять тысяч лет, или несколько меньше, или свыше сего, управляли миром и человек нисколько не мог подъять головы от земли и сознать силу Творца, пока не возсияла вера наша, и не освободила нас от тьмы земного делания и суетного подчинения после тщетного парения ума. Да и теперь, когда обрели мы невозмутимое море и неоскудеваемое сокровище, снова вожделевает уклониться к малым источникам. Нет ведения, которое бы не было в скудости, как бы много не обогатилось оно. А сокровищ веры не вмещают ни земля, ни небо. Ничего никогда не лишается тот, у кого сердце подкрепляется упованием веры. И когда ничего не имеет, всем владеет он верою, как написано: всё, что ни попросите в молитве, с верою, получите (Мф. 21:22). И ещё: Господь близко. Не заботьтесь ни о чём (Флп. 4:5-6).
Ведение всегда ищет способов к охранению приобретающих оное. А вера говорит: если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его (Пс. 126:1). Кто молится верою, тот никогда не пользуется способами самосохранения и не прибегает к ним. Ибо ведение на всяком месте хвалит страх, как сказал Премудрый: блаженна душа боящегося Господа (Сир. 34:15). Что же вера? Сказано: испугался и, начав утопать, закричал (Мф. 14:30), и ещё сказано: не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления (Рим. 8:15) в свободу веры и надежды на Бога; и ещё: не убойся их и не беги от лица их. Страху всегда сопутствует сомнение, а сомнение сопровождается разысканием, а разыскание – принятыми способами, а принятые способы – ведением. И в самом исследовании и разыскании всегда познаются страх и сомнение, потому что не во всякое время во всём успевает ведение, как показали мы прежде сего. Ибо нередко встречаются душе разные случайности, любые нападения и многие исполненные опасностей случаи, в которых вовсе не могут здесь сколько-нибудь помочь ведение и способы мудрости. Но, с другой стороны, в затруднениях, не отвратимых всеми силами и крайним пределом человеческого ведения, вера нимало не преодолевается ни одним из сих затруднений. Ибо достаточно ли человеческого ведения, чтобы помочь сколько-нибудь в явных бранях с невидимыми природами и силами телесными, а равно и со многим другим? Видишь ли немощь силы ведения и крепость силы веры? Ведение ученикам своим воспрещает приближаться ко всему чуждому для естества. Но заметь в этом силу веры: это предлагает она учащимся у неё? Сказано: именем Моим будут изгонять бесов…, будут брать змей, и если что смертное выпьют, не повредит им (Мк. 16:17-18). Ведение по законам своим, всем шествующим путём его предлагает во всяком деле до начала его разыскать конец, а потом начинать, чтобы, если окажется, что конец дела с трудом обретается в пределах человеческой силы, не потрудиться им напрасно, и чтобы не открылось, что делу трудно и невозможно совершиться. Что же говорит вера? Всё возможно верующему (Мф. 9:23), потому что для Бога нет ничего невозможного. Какое неизреченное богатство, какое море богатства – в волнах веры и чудных сокровищах, преизливаемых силою её! Неукоризненно ведение, но выше его вера. Если же укорим, но не самое ведение укорим. Да не будет сего! (Иже во святых отца нашего аввы Исаака Сирианина Слова подвижнические. Слово 25. – М., 1993. – Репр. изд. – Сергиев Посад, 1911).
Иеросхимонах Селафиил (Шадрин), клирик Свято-Успенского кафедрального собора Трифонова монастыря